Проповедь в Неделю 5-ю, по Пятидесятнице
Повествование евангелиста Матфея, которое мы сегодня слышали, – из тех, которые достаточно часто звучат в церковно-богослужебном годе. Ибо Гергесинские или Гадаринские бесноватые, о которых мы слышали сегодня, есть один из тех Евангельских сюжетов, о которых знают даже люди, не читавшие Евангелие или читавшие его давно и помнящие слабо. Тем более, этот рассказ должен быть на памяти каждого из нас, не буду его вновь сейчас пересказывать, он понятен был и по-славянски, но обращу ваше внимание на два обстоятельства, о которых рассказывает нам святой апостол и евангелист Матфей.
Первое – это то поведение, которое проявилось в двух бесноватых, а по сути – в мучавших их падших духах злобы поднебесных, когда рядом с ними оказался Спаситель. Они Ему задали вопрос, то есть озвучили физическими устами страдавшие люди, а вопрос исходил от самих бесов: «Что Тебе до нас, Иисус, Сын Божий? пришел Ты сюда прежде времени мучить нас» (Мф.8:29). «Почему в это время, в это место, в этом падшем состоянии людей Ты приходишь к нам и нам от этого мучительно?» Это очень важные слова. Святитель Лев Великий в одной из своих проповедей говорит о том, что всяких раз, когда человек возрастает в добродетели или делает что-то богоугодное, это доставляет мучительство бесам. Всякий раз, когда человек поднимается нам тем, чтобы жить животной жизнью, тем для которых нижеестественное, противоестественное, богоборческое бытие стало единственным наполнением их существования, это оказывается поражением. Он говорит, когда мы исцелеваем, они поражаются недугом. Это действительно так. Мы видим это на сегодняшнем Евангельском рассказе и по множеству других жизненных опытов, и вывод из этого каждый должен сделать. Собственно и в менее высоких жизненных эпизодах, чем Евангельский рассказ, мы знаем, как, скажем, в сообществе воров непереносимо для них оказывается, когда живет человек, который не протестует даже, но не делает того, что они делают. Можно взять и самую всем известную на нашей Родине ситуацию – когда человек, не ругающийся матерной бранью, оказывается в сообществе людей, которые матерной бранью привыкли ежедневно даже не ругаться, а употреблять ее в качестве разговорной речи, как им оказывается неуютно, и они всячески его побуждают: «Ну ты что, не мужик, что ли? Сказать не можешь по-нормальному, как полагается?» или «Тут ни одного мужика нет, мы тут все свои, давай говори как есть». Почему? Есть даже на уровне преступных сообществ такое понятное проявление, когда они стремятся повязать кого-то общим преступлением, кровью. По сути дела, это относится и ко всякой страсти, ко всякому греху. Люди, подверженные той или иной греховной страсти, пытаются и окружающих повязать той же самой греховной страстью. Или, по крайней мере, отчетливо выраженным согласием на нее: ежели ты сам не творишь, то по крайней мере скажи, что люди имеют право это делать. Это мы теперь видим на примере целых сообществ и государств, когда противоестественные грехи, на протяжении абсолютно большей части истории человеческого рода, покуда она была связана с Христианством на уровне жизни или хотя бы на уровне традиции, считались преступлением, сначала милосердия ради перестали считать преступлением, потом милосердия ради перестали называть преступлением, потом милосердия и толерантности ради перестали называть грехом, а потом уже нельзя и быть в некоторых государствах чиновником, человеком, выступающим публично, если ты не выражаешь публичной радости о том, что такие-то грехи являются на самом деле не грехами, а торжеством свободы, толерантности и высшим идеалом развития человеческого рода. Что это, как не то же самое беснование, о котором мы слышали сегодня в Евангелии?
Я помню, как почти двадцать лет назад на путях церковного служения мне пришлось семестр преподавать в одном учебном заведении в городе Нью Йорке, причем в церковном учебном заведении (не православном, но церковном). Помню, как наша с семьей встреча (я был тогда уже с тремя детьми) начиналась с радостных улыбок и пожеланий, действительно очевидно оказываемого попечения, гостеприимства и прочего. Но когда прозвучало в общении, что в Русской Церкви и в России хорошо женщине быть женой и матерью и не стремиться к достижению каких-то специальных профессиональных успехов, о том, что в Русской Церкви никогда не будет женского священства, потому что Христос Спаситель и апостолы установили Церковь на ином основании, священство есть иное, чем они о нем думают, что в Русской Церкви никогда не будет того, что начиналось уже тогда у них – апологии извращений и «освящения» браков между людьми одного пола, как изменилось отношение, как исчезли улыбки, как некоторые из профессоров перестали здороваться и проходили мимо, не замечая, как рядом со стенкой. И это было еще двадцать лет назад, когда ситуация была отнюдь не такой трагической по беснованию, по одержимости бесами целых сообществ и государств, как это происходит сейчас.
Пару дней назад один мой друг, этнический грек, проживающий в Греции, на мой вопрос о том, что сейчас происходит, написал примерно так, что они очень любят Европу, что Европа – греческое слово, что 40% английского Оксфордского словаря – это греческие слова, происходящие от греческих корней. Но он говорит, что они должны голосовать «όχι» то есть «нет» Европе банков и извращенцев, должны голосовать «нет» Европе, которая говорит о том, что не человек труда и не человек творческого порыва, но банкир, обманщик и финансист, определяющие ложные правила игры, а потом за них требующие с тебя тысячу процентов, есть те, кто будет определять будущее моей страны.
Мы должны молиться о том, чтобы грекам хватило мужества сказать «нет», когда весь так называемый «цивилизованный мир» против них, когда все пущено сейчас для того, чтобы раздавить мужество и достоинство греческого народа. Мы увидим, смогут ли они с этим справиться, но в любом случае грекам сейчас очень тяжело. Прежде всего это проверка того, выстоит нация или не выстоит в нынешней ситуации. И это тоже противостояние. Казалось бы, ну пусть живут как живут, ведь понятно, что греки – не немцы и не англичане, но нет, нужно всех заставить жить по своим правилам, нужно ввести единственные стандарты: одну пищу, одно телевидение, одни фильмы, одни стандарты и требовать, чтобы все принимали только их. А тех, кто не соглашается, обломать об коленку. Это то самое применение сегодняшней Евангельской истории, которое мы видим в жизни настоящей эпохи.
И еще об одном хотелось сказать в связи с сегодняшним Евангелием. Когда Господь повелел духам злобы выйти из бесноватых, и они вселились в стадо свиней, оно устремилось, как мы знаем, и бросилось в реку, свиньи эти погибли. Вот одним из признаков демонизма, одержимости и богоборчества является стремление к самоуничтожению, не важно, человека или культуры. Об этом в позапрошлом веке писал великий русский писатель Федор Михайлович Достоевский в романе, эпиграфом которого является цитата из Евангельского рассказа о бесноватых. О том, что по сути дела, дело не в каком-то либерализме, революционности или устроении человеческого общества, дело в устремлении к самоубийству, к тому, что богоборчество неизбежно ведет к самоуничтожению человека (у имеющих смелость через самоубийство, у не имеющих смелости – через медленное духовное умирание, духовную погибель, которая предваряет погибель физическую) и человеческих сообществ, которые, лишаясь корня живой, настоящей религиозности, духовной жизни, укорененности в церковном бытии, устремляются к такой же духовной погибели. И на наших глазах буквально это происходит, когда даже самая страшная внешняя опасность, даже на наших глазах сейчас переданный и показанный расстрел двадцати пяти человек детьми в древней Сирийской Пальмире, который устраивают фанатики-мусульмане, не побуждает европейцев и других людей взяться за ум и сказать: «нет, мы же от них все погибнем, нам осталось 5 – 10 – 15 лет, если не взяться за ум». Это есть то самое самоубийственное состояние общества, которое есть подлинно основание бесноватой одержимости.
И дай нам Бог судить о нашей собственной жизни не по внешним стеснениям, не по тому, что у нас что-то есть или что-то отсутствует, живем мы чуть богаче или чуть беднее, есть у нас конкретные общественно-политические права и преимущества или нет их (да и нужны ли они каждому человеку на самом деле?), а по тому, чтобы мы могли поступать в нашей жизни как отдельные люди, как личности и как члены общества, народа и государства по Евангельской правде.
Протоиерей Максим Козлов / 2014 год
Проповедь в Неделю 4-ю по Пятидесятнице
Евангелие от Матфея, 8:5-13
Когда же вошел Иисус в Капернаум, к Нему подошел сотник и просил Его: Господи! слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает. Иисус говорит ему: Я приду и исцелю его. Сотник же, отвечая, сказал: Господи! я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой; ибо и я подвластный человек, но, имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: пойди, и идет; и другому: приди, и приходит; и слуге моему: сделай то, и делает. Услышав сие, Иисус удивился и сказал идущим за Ним: истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры. Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов. И сказал Иисус сотнику: иди, и, как ты веровал, да будет тебе. И выздоровел слуга его в тот час.
В сегодняшнем Евангелии мы встречаемся с неправоверным, язычником. Римский сотник, офицер среднего ряда, уж точно не иудей. Правда, по отзывам упоминавшихся сегодня иудеев, относится к ним хорошо, и они к его просьбе присоединяются и за него также ходатайствуют. Но, тем не менее, внешне человек чужой. Приметно, что в Евангелии несколько раз появляются римские воины, и каждый раз не безнадежно. В другом месте мы прочтем о сотнике, который будет стоять при Кресте Господнем и который тоже поймет много больше значительной части народа, которая на Голгофе находилась, и скажет слова о Сыне Божьем, потерпевшем страдания на Кресте (Мк, 15:32).
Примечательно, что Христос никогда не отказывается от общения с этими людьми, когда видит в них даже не искреннее стремление к Богу, а просто искреннее теплое движение души, которое определяется совестью, то есть голосом Божиим, исходящим из сердца. Это не всегда нами сейчас понимаемый, но очень решительный переход от Ветхого завета к Новому.
Ветхий Завет промыслительно, конечно же, был религией сохранения веры в Единого Истинного Бога, и религией вынужденно самоизолирующейся. Иудеи в значительной мере уже Законом Моисея и сложившимися потом преданиями и обычаями были ограждены от сколько-нибудь тесного общения с окружающими языческими народами. На уровне человеческой немощи, изъянов личного мировосприятия, это приводило и к отталкиванию от этих народов, а часто и к превозношению, хотя бы внутреннему, над ними. Господь же не ставит никакой преграды и не видит никакой разницы в людях, которые к нему подходят. Это правило, которое очевидно, понятно и естественно воспринимается нами, когда речь идет о Христе, о древних великих святых, вообще о других людях, непросто переносится на самого себя. Та же самая просьба, с которой к нам обращается человек нашей веры, нашего социального слоя цвета кожи или другой, чужой, по нашей предварительной установке, может вызывать у нас совершенно различные реакции. Легко проверить, как мы отвечаем разным людям на улице хотя бы даже на просьбу показать дорогу или оказать мелкую услугу. Сегодняшнее Евангелие призывает нас никогда не ограничиваться набором внешних характеристик в определении нашего поведения, в том, как мы отзовемся на призыв, просьбу, нужду человека, оказавшегося оказался рядом с нами.
Далее, о чем просит сотник? Не о себе, не о разрешении каких-то личных обстоятельств, не о повышении по службе. Сегодняшний сотник просит о своем слуге, отчетливо проявляя то, что Богу угодно – милосердие. (Слово «слуга» нужно понимать не буквально. Скорее всего, это подчиненный более низкого ранга, солдат или младший офицер).
По сути дела, он совершает поступок не очень регулярный, не очень вписывающийся в систему привычных социальных координат. Римскому офицеру вдруг самому пойти к странствующему иудейскому проповеднику, чтобы начать просить о своем подчиненном – это поступок, который требовал не просто умозрительного сожаления (заболел у меня хороший солдат, жалко его), а милосердия, которое выразилось в конкретном жизненном акте, ибо только оно и является милосердием в собственном смысле слова. Смахнуть слезу у телевизора, когда показывают программу, профессионально вышибающую эту слезу, пожалеть бедных в странах Африки или еще некоторым образом сокрушиться по поводу тех или иных каждый день до нас долетающих нерадостных новостей несложно, но для Вечности ничего не значит. Сделать шаг, который поднимет тебя хотя бы с дивана – это уже то, что может привести к ответному шагу со стороны Бога. Например, так, как это произошло в жизни сегодняшнего римского офицера. Господь исцеляет его слугу, причем просто по вере и доброму усилию того, кто о нем просит. И на это обратим внимание. Велика сила предстательства одного человека за другого. Да, конечно, в некоторых итогах своей жизни каждый человек сам предстоит перед Богом, но это не означает, что здесь, на Земле, связи между нами не существует или что эта связь только горизонтальна. Существует и то, что в человеческих отношениях может быть поднято до Неба. Когда я искренне, тепло, горячо молюсь о здравии, об избавлении от тяжких жизненных обстоятельств, об исцелении от греховных недугов человека, к которому сердцем неравнодушен, это имеет не меньшее значение, чем практическое попечение об этом человеке. Это тоже урок сегодняшнего Евангелия.
Совершив чудо исцеления, Христос делает вывод, выходящий далеко за рамки этого частного эпизода. Он говорит: «Многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства низверженны будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов» (Мф, 8:11-12. И его современникам, и нам, православным христианам, это от самого Бога напоминание о том, что не внешнее пребывание в ограде истинной религии делает человека чадом Божиим и наследником Вечности, но действительное исполнение правды того, о чем эта религия учит. А если не так, то извне придут, подобно римскому сотнику, люди, которые, может быть, предварят, людей, находившихся в Церкви годы или десятилетия внешним образом. Это не значит, что не нужно быть в Церкви, но это значит то, что ничто внешнее, даже и внешняя церковность, не является гарантией внутреннего богообщения, которое и есть начало нашей жизни в Вечности.
Протоиерей Максим Козлов
Проповедь в Неделю 3-ю по Пятидесятнице
Евангелие от Матфея, 6:22-33
Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то всё тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?
Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне. Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды?
Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?
Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть? И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры! Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам.
Сегодняшнее Евангелие, с одной стороны, настолько самодостаточно, чтобы что-либо добавить к нему в качестве комментария, а с другой стороны, настолько высоко, чтобы решиться применить его к своей жизни, что я не буду заниматься рассуждениями вокруг него. Приведу конкретные исторические примеры, которые свидетельствуют о том, что сказанное Христом в Евангелии, исполнимо, а не есть абстрактное умозрение, красивые, но нежизненные слова.
Свидетельство это – многими и многими православными христианами любимого подвижника благочестия XX века архимандрита Павла (Груздева), священника, который в юности еще застал красоту дореволюционной русской церковной жизни, много лет провел в лагерях, а после освобождения несколько десятилетий служил в разных храмах Ярославской области и более всего в городе Романове-Борисоглебске, нынешнем Тутаеве. Отец Павел – а к нему стекались множество и множество людей из Москвы, Петербурга, самых разных городов – любил рассказывать о пережитом в последние годы жизни. Два его рассказа напрямую иллюстрируют сегодняшнее Евангелие о том, как можно исполнить то, что кажется неисполнимым.
Первый рассказ такой. Еще достаточно молодым человеком в первые послевоенные годы будущий архимандрит Павел находится в лагере. Туда привозили тех, о ком мы знаем и по книгам Солженицына, – юношей и девушек, молодых и старых жителей Западной Украины. Их называли фашистами или бандеровцами, всех гребли под одну гребенку, и десятки, если не сотни тысяч людей оказались в лагерях.
Порядки в лагере были таковы, что пайку хлеба давали только на следующий день после прибытия, да и то уголовники старались всеми силами его утащить или отнять, так что прибывшие этапом оставались очень голодными. Отец Павел рассказывал, как одной привезенной этапом девушке, которой по виду было меньше 20 лет, хлеба не досталось, а до того еще два или три дня не кормили в поезде, в котором везли – это было обычным делом. И она сидела без сил и плакала, молодая и красивая, с огромной косой. А отец Павел хорошо работал. Он был сельский человек, физически очень крепкий, считался ударником труда, и ему полагались какие-то дополнительные выдачи продуктов. Он взял свой дневной паёк, подошел к ней и хотел отдать, а она, несчастный, бедный, брошенный в тюрьму человек, сказала (не зная, разумеется, что он монах и видя в нем просто молодого мужчину): «Я свою честь девическую за хлеб не продаю». И вот тогда он ей этот хлеб оставил, убежал, заплакал и запомнил этот случай на всю жизнь. Это исполнение правды Евангелия в своей жизни, той правды, которая сейчас, возможно, многим и непонятна, потому что, по современным меркам, что такого в том, чтобы уступить в физической близости, ради того, чтобы сохранить жизнь и силы? Разве это проблема? А заповедь Божия говорит о другом.
Второй рассказ отца Павла относится уже к концу 1940-х годов, когда он жил под Ярославлем, в Тутаеве. Время было очень голодное, и за хлебом и другими продуктами, которые выдавали только по карточкам, стояли многосотенные очереди.
В один из дней отец Павел стоял в очереди и приметил одного человека в шляпе и очках, который у него, как у рабочего, симпатии не вызвал – один из тех, кого он называл «такие интеллигентики». Может быть, это был учитель или конторский рабочий. Очередь двигалась медленно, погода стояла холодная, и вдруг вышла продавщица и говорит: «Сегодня хлеба привезли мало, хватит только на первых человек двести, остальным не достанется, так что не стойте». Где-то на пределе этого количества стояла женщина с двумя детьми. Она заплакала, собиралась уходить, потому что явно не попадала в чисто этих двухсот человек, и вот тогда из передней части очереди к ней подошел этот «интеллигентик» в шляпе и в очках, взял за руку и поставил на свое место в начале очереди. Она спросила: «А Вы-то как же?» – «Ничего, у меня есть». Отец Павел говорит, что этот эпизод он тоже запомнил на всю жизнь. Это тоже исполнение Евангелия вопреки закону выживания и благоразумия это тоже жизнь, о которой Господь говорит: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться» (Мф, 6:25). Ведь это не только про лилии, это про нашу жизнь, в том числе такую жизнь, о которой рассказывал отец Павел.
Может быть, если мы так прочитаем сегодняшнее евангельское повествование, оно окажется все же не набором красивых образов, а тем, что нам, как бы это ни было трудно и как бы ни хотелось жить по-другому, нужно в жизни исполнять, если мы хотим оставаться людьми.
Протоиерей Максим Козлов
Проповедь в 2-ю Неделю по Пятидесятнице, Всех святых в земле Русской просиявших
Евангелие от Матфея, 4:18-23
Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы,
и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков.
И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним. Оттуда, идя далее, увидел Он других двух братьев, Иакова Зеведеева и Иоанна, брата его, в лодке с Зеведеем, отцом их, починивающих сети свои, и призвал их. И они тотчас, оставив лодку и отца своего, последовали за Ним. И ходил Иисус по всей Галилее, уча в синагогах их и проповедуя Евангелие Царствия, и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях.
Сегодняшний краткий отрывок Евангелия от Матфея говорит нам о призвании первых апостолов – Петра, которого впоследствии церковное предание назовет одним из первоверховных (вторым, как мы помним, стал Павел), Андрея, который будет назван Первозванным и о котором сохранится предание, что во время своей проповеди он доходил даже до будущих пределов русского мира; и двух братьев – Иакова Зеведеева и Иоанн. Иоанн был самым юным из апостолов и единственным, к кому будут прилагаться слова «возлюбленный ученик» или ученик, «его же любил Иисус». В других местах Евангелия говорится о призвании всех двенадцати апостолов и послании их на проповедь, в третьих – о том, что был и еще круг учеников, который составили уже семь десятков человек. Из всей совокупности повествований четырех евангелистов мы знаем и о множестве людей, которые ходили за Спасителем или просто встречали Его в тех или иных городах. Так происходило собирание первой Церкви, той, которая станет ядром христианства, Матерью Церквей, Церковью Иерусалимской.
Помимо дорогих для каждого христианина имен из сегодняшнего отрывка мы узнаем два указания, которые важны для понимания того, что такое первоначальная Церковь и в чем заключается призвание к апостольскому служению.
Первое, казалось бы, общеизвестное и ставшее для нас почти банальностью: все апостолы были рыболовы. Рыболов в Иудее – это не рыбак с удочкой, который проводит досуг около моря или озера, а человек довольно трудной профессии, не вполне стабильной по доходу и даже по возможности прокормиться и уж точно не человек интеллектуального труда. И вот таких простых людей, занимавшихся каждодневным привычным трудом (не знаю, облагораживает ли физический труд или нет, но уж точно не засоряет голову так, как труд бумажный и офисный), Господь и призывает. Он знает, что простота души, неискривленность сознания, несвязанность подтекстами и контекстами века сего есть то, что делают человека возможным к действительному свидетельству о правде Божией в этой жизни. И это повторялось в христианской истории, когда человек, внешне, казалось бы, не одаренный никакими особыми талантами, не занимавший видного положения, ничем приметным не отличавшийся, становится свидетелем о Христе, то есть святым. Жизнь его наполняется таким внутренним смыслом, красотой и значительностью, что в какой-то момент это становится уже, по евангельскому же слову, невозможно скрыть. Это та свеча, которая светит, и рядом с которой становится тепло и светло сотням и тысячам людей. Как говорит преподобный Серафим Саровский, когда человек спасается сам, по-настоящему спасается, то вокруг него спасаются тысячи, зажигаясь от этого огня.
А второе – что они сделали? Тотчас, оставив сети, последовали за Ним. Это «тотчас оставив сети» означает быстрый, бесповоротный, бескомпромиссный, без оглядывания назад ответ на призыв Бога, когда ты слышишь его в своей душе. В другом месте Библии есть рассказ о жене ветхозаветного праведника Лота, жене, которого Господь выводил из развратных городов Содома и Гоморры. В момент, когда они уже были на пути ко спасению, она обернулась назад. Может быть, на миг пожалев о том благополучии, укладе жизни, достатке, который, наряду с ужасающим окрест развратом и отвратительными пороками все ж таки был в этих двух городах. И эта жалость о греховной жизни соделала ее соляным столбом. Она утратила право и возможность идти вместе со своим мужем к другому бытию. Отклик на Божественный призыв предполагает не оборачивание назад, не сожаление о том, что я ради Христа оставляю.
Чтобы некоторым образом соединить это с более близкими веками, расскажу одну историю из жизни святого, жившего совсем недавно – русского подвижника благочестия преподобного Силуана Афонского, крестьянина, который на Святой горе Афон прожил три четверти своей жизни, и в трудные 1920-1940-е годы был опорой для нескольких поколений русской эмиграции. Однажды в трапезной афонского монастыря святого великомученика Пантелеимона старец Силуан беседовал с монастырским экономом, и тот похвалял новый немецкий пресс, который купили для оливкового масла и говорил, что с этим прессом значительно лучше, чем с устаревшими, и уж тем более удобнее, чем выжимать ногами, так что теперь все будет получаться значительно продуктивнее. Право же, если мы сейчас сравним немецкий автопром с отечественным, разве не сделаем понятного, естественного умозаключения о том, кто производит машинерию лучшего качества? Старец Силуан вроде бы и соглашался, молча кивал головой, а потом сказал: «Все же, знаете, отец эконом, не соглашусь с вами в главном. Если бы русский человек душу свою так же отдал машине, так же отдал тому, что относится к потребностям мира сего, то он сделал бы машину в 10 раз лучше. Но мы не таковы и последнюю, крайнюю мысль можем отдать только небу. Поэтому нет у нас таких машин, но жалеть об этом не нужно».
Мне кажется, эти слова старца Силуана соответствуют и словам Федора Михайловича Достоевского, который устами одного из своих героев говорил, что русский человек без Бога – дрянь. Действительно, эта крайность подразумевает либо путь к святости, либо безобразие, либо Русь Святую, либо то, что мы видели на протяжении послереволюционных лет в нашей новейшей действительности. Но это же подразумевает и возможность близости души к небу. И, несомненно, говорит о том, что никогда не будет у нас того бюргерского благополучия, аккуратной Европы, нравится она нам или не нравится, умиляемся мы ей, оказавший в Германии, в Швейцарии и так далее, или через пару недель начинаем там скучать просто потому, что душа русского человека другая. Он или откликается и идет за Христом до конца, как это произошло у апостолов, или нет. Но только давайте мы это «нет» оставим за скобками.
Протоиерей Максим Козлов
Проповедь в Неделю 1-ю по Пятидесятнице, всех святых
Евангелие от Матфея, 10:32-37
Итак всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня.
Безусловно, все Евангелие есть книга, обращенная к человеку с ожиданием ответа от него на то, о чем говорит Христос. Но есть в Евангелии страницы, строки, стихи, особенные даже на этом общем содержательном фоне. И требовательные, и в каком-то смысле страшные, потому что они возводят нас к необходимости давать ответы на те вопросы, которые обычно человек от себя отодвигает, но без ответа на которые в настоящую глубину человеческого достоинства вырасти невозможно. Сегодняшний евангельский отрывок из таких. Каждое слово в нем есть слово, по которому должно себя проверить и от которого нельзя отстраниться рассуждением о том, что это возвышенная метафора, относящаяся к кому угодно – древним мученикам, к эпическим векам христианской истории, если угодно, к великим святым XX-го века, пострадавшим за Христа от безбожников, – но только не ко мне. Каждому из нас Христос говорит: «Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцом Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцом Моим Небесным» (Мф, 10:32-33).
Да, конечно, эти слова относятся и к тем, кто исповедовал Христа в застенках 1920-х и 1930-х годов, не размышляя о том, как можно остаться христианином втайне, как священнику можно снять сан и пойти работать бухгалтером, как ради пользы остальных членов семьи отречься от отца физического, потому что он, скажем, священник, церковнослужитель, дворянин и так далее. Отречься не по собственной трусости, а просто потому что есть дети, жена и другие обязательства. Господь прямо говорит о необходимости не отречься тогда, когда это потребуется.
В нашей стране это может показаться достаточно абстрактным, а вот в странах Африки или Азии люди сейчас реально умирают за Христа, правда, это мало интересует мир, если происходит не на фоне попрания демократических ценностей, а через торжество фундаментализма той или иной религии. Потому что это не информационный повод. Но исповедание Христа предполагает готовность оказаться изгнанным приличным обществом, духом века сего, современной цивилизацией тогда, когда ее ценности входят в противоречие с христианством.
Сейчас это очевиднее всего касается ценностей семейных и самых основ этики в отношениях между мужчиной и женщиной. Пожалуй, кроме христианских Церквей, никто сейчас уже не провозглашает вслух, что семья – это никак не союз двух женщин или двух мужчин, но непременно союз одного мужчины и одной женщины на всю жизнь, который не должен быть расторгнут, и всякий его распад есть беда и боль, которая иногда может случиться, но за сохранение семьи как конечной ценности нужно бороться всеми силами. А вот уже в Дании государство требует от пасторов, чтобы они совершали благословение гомосексуальных браков. Подчеркну: требует в свободной демократической европейской стране. И люди встают перед выбором: исповедовать свое христианство или оказаться вместе с духом века сего. Мы тоже можем оказаться в ситуации такого рода выбора, да и каждый человек в той или иной мере в какой-то момент обязан выбирать, и Господь нас об этом предупреждает. И еще предупреждает тех, кто склонен делать из христианства, как говорил Леонтьев, «розовую религию», имея в виду розовую водичку, сладкую и приятную.
Дальше Господь говорит: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее и невестку со свекровью ее» (Мф, 10:34-35). Это разделение предполагает: если что угодно в этом мире, даже самое близкое кровное родство, даже любовь к дорогим нам людям, входит в противоречие с Божией правдой, христианин должен выбрать Божию правду и оказаться на ее стороне. Об этом заведомо парадоксально говорил в свое время Федор Михайлович Достоевский: «Если б мне сказали, что вот Христос, а вот истина, то я предпочел бы остаться со Христом, а не с истиной». Такого выбора не бывает в жизни, но бывает иной выбор: вот Господь, а вот мои близкие, социальные обязательства, круговерть мира, в которую я втянут. И здесь должно сделать выбор в пользу Того, Кто дает тебе эту жизнь, дар любви и самих твоих близких.
И еще одно очень важное, о чем свидетельствует сегодняшнее Евангелие. Господь говорит ученикам о награде, которая их ожидает, отвечая на вопрос апостола Петра о том, что всякий, кто оставит свои дома, братьев, сестер, отцов, матерей, жен, детей ради Него, получит во сто крат больше и наследует жизнь вечную. Обычно эти слова трактуются критиками христианства как свидетельство о необходимости пассивности в этой жизни и о том, что все значимое для христианина якобы находится за пределами земного бытия. Пожалуй, мы согласимся с этим, но только переставим акцент.
Христос действительно за веру и верность в этой жизни не обещает христианину ничего. Вся награда и полнота того, ради чего человек становится христианином, наступает тогда, когда он уже пришел к итогу и земной путь закончен. И это как раз наполняет всю жизнь ответственностью. Никогда христианин не вправе сказать: «Я уже заслужил, я имею право, я облагодетельствован Богом». Никто из нас не вправе оценить внешние знаки Божьего благоволения как свидетельство о конечном благополучии в вечности. Это напоминание о целой жизненной ответственности, связанное с наградой, которая за пределами этого земного бытия будет, – тоже очень важное свидетельство того, что такое Евангелие.
Протоиерей Максим Козлов
3 июня 2023 года, в день Троицкой родительской субботы, группа прихожан Черниговского Патриаршего Подворья во главе с настоятелем, протоиереем Максимом Козловым, посетила музей Советский Союз: вера и люди.
Музей создан при храме прп. Сергия Радонежского в Крапивниках совместно с кафедрой Церковной истории Московской духовной академии, он был открыт 6 лет назад, 15 октября 2017 года.
У дверей древнего храма нас радушно встретил его настоятель, протоиерей Александр Абрамов, а директор музея, Ксения Толоконникова, провела для нас экскурсию и рассказала о том, как и чем жила Церковь в советские годы.
Музей занимает две небольшие комнатки, которые вмещают далеко не все экспонаты. Экспозиция его посвящена эпохе 1940—1980-х годов. В это время уже не было открытых гонений на Церковь, но свою веру многим людям приходилось тщательно скрывать, пряча домашние иконы от глаз соседей, а порой даже и ближайших родственников в закрытый буфет или шкаф, тайно совершая венчания и крещения, пришивая детям нательные крестики к изнанке одежды, тайком по ночам ремонтируя сельский храм…
Все экспонаты переданы в музей людьми, в семьях которых хранилась память о той эпохе. Эти предметы – живые свидетели горячей веры, исповедничества, силы духа христиан тех лет.
Рукописные Евангелия, требники и молитвословы, где псалмы, молитвы и акафисты старательно переписаны каллиграфическим почерком. Бумажные иконы, заботливо украшенные фольгой от молочных бутылок и цветами из застывших капелек парафина. Самодельные лампады из рюмок с отбитой ножкой, заправлявшиеся вазелиновым маслом, купленным в аптеке. Бумажные цветочки, которыми украшались куличи (кекс «Весенний») и пасхи. Церковный календарь, использовавшийся на протяжении многих лет, с расписанной от руки Пасхалией и с указанием немногих сохранившихся московских храмов, которые нужно непременно посетить в дни их Престольных праздников. Сшитый из портьерной ткани орарь. Всё это пронизано любовью, трогательной заботой и особым благоговением, которые, к сожалению, редко встретишь сейчас, когда люди привыкли к обилию и доступности предметов церковного обихода, литературы и информации и разучились их ценить.
Порой на полках витрин встречались очень личные вещи: самодельная фата для венчания, в традициях благочестия тех лет закрывавшая всю прическу, миниатюрная рукописная книжица с молитвами имастерски нарисованной иконой Распятия, созданная и подаренная художником любимой жене, которую он пытался воцерковить…
Иногда люди, передававшие дорогие им вещи в музей, поясняли, что детям и родственникам они будут не нужны…
Поразило нас письмо-завещание, написанное одной благочестивой христианкой своим нецерковным детямна последней странице тетради-молитвослова, начинающееся словами: «Дорогие мои дети, пожалуйста, не вырывайте этот листок». Письмо-наставление, увещевание о том, как нужно жить, крепко верить во Христа, любить Бога и друг друга и о надежде встретиться всем в Царствии Небесном, чтобы вместе славить Святую Троицу. И пронзительная фраза в конце: «Надеюсь, что к старости своей вы придете в разумение».
Узнавая о судьбах людей той эпохи, одновременно далекой и близкой, некоторые из нас делились и историями из жизни своих семей, родственников, хранивших веру в советское время. Это было очень ценно.
Знаменательно, что наше знакомство с музеем пришлось на день поминовения наших сродников и всех Православных христиан и в преддверии дня рождения Церкви – праздника Святой Троицы, Пятидесятницы.
Не дать исчезнуть памяти о тех годах и людях – наш святой долг.
Архивная передача на Радио Вера «Церковная жизнь в СССР в 70-80-х годах». Светлый вечер с протоиереем Максимом Козловым, заведующим кафедрой Церковной истории МДА проф. Алексеем Светозарским и директором музея «Советский Союз: вера и люди» Ксенией Толоконниковой. Смотреть здесь
Проповедь в День Святой Троицы, Пятидесятницу
Деяния апостольские, 2:1-11
При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать. В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небесами. Когда сделался этот шум, собрался народ, и пришел в смятение, ибо каждый слышал их говорящих его наречием. И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне? Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились. Парфяне, и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты*, критяне и аравитяне, слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих?
Сегодняшнее воскресенье – Праздник Святой Троицы, или Пятидесятница, день рождения Церкви. И событие это, как находящееся уже за пределами земной жизни Господа Иисуса Христа, описано в пятой по очереди книге Нового завета, которая называется Деяния апостольские. Это историческая книга, говорящая о первых годах существования Церкви. Наверное, сегодня – единственный в церковно-богослужебном году день, когда центральным на богослужении становится чтение не из Евангелия, а из Апостола.
В стихах из второй главы Деяний апостольских, которые мы сегодня слышали, говорится о том, как в праздник Пятидесятницы, то есть на пятидесятый день после Пасхи, апостолы находились единодушно вместе, и внезапно произошли два чудесных события.
Первое – начался некоторый шум на небе, подул сильный ветер, и весь дом наполнился ощущением могущества Божия. Припомним: когда мы находимся в поле перед грозой, вдруг начинает дуть сильный-сильный ветер, и невольно душа восходит к первоначалам, приближается к тому, каков был этот мир когда-то в его изначальной хорошести. Потом в Сионской горнице, то есть в доме, где находились апостолы, появились языки «как бы огненные» (Деян. 2:2), как говорит автор Деяний святой евангелист Лука. Это указание очень важно, потому что, конечно, речь не идет о физическом пламени. Эти языки почили, то есть, разойдясь, достигли головы каждого, кто присутствовал в Сионской горнице. Это было первое чудесное событие.
Второе событие состояло в том, что апостолы, согласно тексту Деяний, «исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать» (Деян 2:4). То есть, не имея лингвистического или филологического образования, будучи по большей части простыми рыбаками, вдруг получили дар проповеди на языках тех народов, к которым еще только предстояло отправиться.
Почему эти два чудесных события отмечаются как день рождения Церкви? Дело в том, что в Евангелии от Иоанна, которое тоже сегодня читается на богослужении, Христос говорит о том, что потом, когда Он будет вознесен после Своих крестных страданий, Он пошлет ученикам Духа Святого, Утешителя, Который их всему научит. Принятие Духа Святого, Который, как верит христианская Церковь, является третьим Лицом Святой Троицы, будет для них великой радостью, (Ин, 14:26).
История человечества в некотором смысле разделяется на три этапа. Святые отцы, учители Церкви, говорят, что эпоха Ветхого Завета была преимущественно временем действования Бога Отца, Который был еще непознаваем человеческому роду. Средоточие человеческой истории, время земной жизнь Господа Иисуса Христа, описанное в Новом Завете, – время преимущественного действования второго Лица Святой Троицы, воплотившегося Бога Сына. И, наконец, последующая история – реализация тех хороших новостей, или Благой вести, которая принесена в Евангелии, – это эпоха действования Духа Святого.
В одном из очень важных церковных песнопений звучат такие слова: «Святым Духом всяка душа живится, и чистотою возвышается, светлеется Тройческим единством». То, что Дух Святой пребывает в Церкви, определяет ее природу, совершенно отличную от природы, скажем, государства, партии, сообщества по интересам. Это отличие подразумевает, что все существенное внутри Церкви совершается не человеческими усилиями, не административным распорядком, талантом руководителей и даже не святостью и благочестием тех, кто Церковь наполняет, но Духом Святым, Который реально в ней пребывает и для христианина является вечным источником ее святости.
Духом Святым вода, в которую мы опускаем младенцев во время совершения Таинства Крещения, перестает быть просто физической консистенцией и становится водой, в которой человек рождается в жизнь вечную. Духом Святым слова, которые произносит священник в Таинстве покаяния («прощаю и разрешаю тебя от твоих грехов…») над каждым искренне кающимся человеком, перестают быть просто словами или советом психотерапевта, но становятся силой, после действия которой человек уходит реально освобожденным от груза своих грехов и получившим шанс дальше жить по-другому или бороться за то, чтобы жить по-другому. Духом Святым хлеб и вино, важнейшие субстанции нашего человеческого существования, на литургии перестают быть просто хлебом и вином, но становятся Телом и Кровью Христа, с Которым мы соединяемся в Причастии. И начало этих удивительных даров, значительно более удивительных, чем возможность проповеди на национальных языках, вдруг данная апостолам, имеет место в сегодняшний праздник и описано в Деяниях апостольских.
И еще одно важное замечание, связанное как раз с проповедью на языках. Этот завет, это указание дано Самим Богом. Христианство предполагает не создание мистической атмосферы, не мраки и полумраки переживаний без осознания разумом, но проповедь Слова, Слова с большой буквы, которое отзывается в сердце и рождает в нем отклик, объединяющий и разум, и волю для всецелого следования человека за Христом.
Протоиерей Максим Козлов
Проповедь в неделю 7-ю по Пасхе
Евангелие от Иоанна, 17:1-13
Икона первого Вселенского Собора
После сих слов Иисус возвел очи Свои на небо и сказал: Отче! пришел час: прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя, так как Ты дал Ему власть над всякою плотью, да всему, что Ты дал Ему, даст Он жизнь вечную. Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога и посланного Тобою Иисуса Христа. Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить. И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира. Я открыл имя Твое человекам, которых Ты дал Мне от мира. Они были Твои, и Ты дал их Мне, и они сохранили слово Твое. Ныне уразумели они, что все, что Ты дал Мне, от Тебя есть; Ибо слова, которые Ты дал Мне, Я передал им, и они приняли и уразумели истинно, что Я исшел от Тебя, и уверовали, что Ты послал Меня. Я о них молю, не о всем мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои. И все Мое Твое, и Твое Мое, и Я прославился в них. Я уже не в мире, но они в мире, а Я к Тебе иду, Отче Святый! соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы. Когда Я был с ними в мире, Я соблюдал их во имя Твое. Тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб, кроме сына погибели, да сбудется Писание. Ныне же к Тебе иду, и сие говорю в мире, чтобы они имели в себе радость Мою совершенную.
Неделя за неделей мы с вами движемся по церковному году от праздника Пасхи. Нынешнее воскресенье, седьмое по Пасхе, посвящено памяти святых отцов Первого Вселенского Собора, который состоялся в 325 году в городе Никее и установил один из очень важных догматов христианства – что три Лица Троицы равны между Собою.
В это воскресенье читается отрывок из Евангелия от Иоанна, который называется первосвященнической молитвой Господа Иисуса Христа. Эта молитва была произнесена Им в дни, предшествующие Голгофской жертве. В ней Сам Господь говорит о том, что Он просит Отца Своего Небесного не о всем мире, но в некотором смысле только о тех, кого Он от мира избрал: об апостолах, их учениках и последователях и, наконец, обо всех, которые потом будут носить имя христиан и составлять полноту того организма духовного, который получит название Церкви.
Может возникнуть вопрос: что означает эта молитва? Неужели Бог может любить одних людей больше, чем других? Неужели Ему некоторая часть человеческого рода важнее всех остальных? Неужели, – неважно, две трети, четыре пятых или девять десятых человечества, – являются вторичным материалом для того, чтобы некоторые спаслись? Никоим образом. Любовь Божия совершенна. Больше, чем Бог любит Свое творение, любить невозможно. В Его желании того, чтобы мир и человек были спасены, ничего не может быть ни прибавлено, ни убавлено, ибо всякое свойство Божие неизмеримо выше и совершеннее того, что мы можем представить.
Но все же, как тогда мы можем понять эту молитву? Вспомним слова одного из учеников Христа, апостола Павла, из Послания к Римлянам. По-церковнославянски они звучат так: «их же предуведи, тех и предустави», а по-русски «кого Он предузнал, тем и предопределил» (Рим, 8:29). Иными словами, Бог знает, в какой мере каждый человек откликнется на Его зов и кто будет избран для того, чтобы составить Церковь Христову. И вот эти люди являются внутренним средоточием человеческого рода, который освещает путь ко спасению и без которого никому вообще невозможно спастись.
Древние отцы Церкви довольно часто повторяли слова: «Без Церкви нет спасения». Это действительно так, только выражение это нужно понимать не в том смысле, что китайцы, индонезийцы, полинезийцы или индейцы майя до открытия Америки Колумбом не имеют возможности спастись, а в том, что для христианина, по христианскому пониманию основывающемуся на Священном Писании, на небе нет и не может быть другой Церкви, потому что Церковь – Тело Христово. Для христианина, если мы остаемся честными в пределах своей веры, при всем нашем уважении к традициям внехистианских религий, нет равночестности в религиозных мировоззрениях. Лишь тот, кто сможет это принять приобщиться к Церкви и стать клеточкой Тела Христова, имеет возможность снискать себе блаженную вечность.
Сказав это, скажем и другое. Каков путь человека ко спасению, кого Бог приведет к Своей Церкви во время земной жизни, а кому откроет вход в нее лишь в конце земного пути, не нам рассуждать. Об этом ведает лишь Тот, Кого мы называем единственным Судьей и Вседержителем, то есть, конечным Управителем этого мира.
Молясь о Церкви, Господь Иисус Христос устанавливает еще один очень важный принцип ее жизни, который уместно вспомнить сегодня, в Неделю святых отцов Первого Вселенского Собора. Речь о том, что Церковь иерархична. В ней есть миряне, по слову апостола Павла – царское или царственное священство, диаконы, священники, и, наконец, непосредственные преемники апостолов, епископы, которые получают такую же благодать и такие же дары, как и ученики Христовы. И в этом смысле для православного, для католика, для представителей других исторических христианских Церквей важной константой веры являются слова древнего святого Киприана Карфагенского: «Где епископ, там и Церковь». Потому что, какие бы ни были хорошие люди, какие бы славные сообщества они ни составляли, в какие бы веселые игры ни играли, какие бы флэшмобы ни устраивали, Церковью это сообщество становится только тогда, когда во главе его стоит тот, кто является преемником апостолов. Поэтому, кстати, неслучайно в разные века враги Церкви предпринимали попытки лишить ее епископов, чаще всего – физически их уничтожив. Последняя из таких попыток была предпринята, по сути дела, в годы советской власти.
Одним из удивительных доказательств особой природы Церкви как сообщества, является то, что за две тысячи лет ее существования это никогда не получалось. В том числе, не получилось и у Иосифа Виссарионовича Сталина. Хотя, казалось бы, все технические возможности для ликвидации нескольких десятков человек у него были. Тем не менее, не получилось. И это тоже свидетельство о тех особенных дарах и о действенности той первосвященнической молитвы, которую мы слышали сегодня.
Протоиерей Максим Козлов
Неделя 6-я по Пасхе, о слепом
Евангелие от Иоанна, 9:1-38
И, проходя, увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии. Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать. Доколе Я в мире, Я свет миру. Сказав это, Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому, и сказал ему: пойди, умойся в купальне Силоам, что значит: посланный. Он пошел и умылся, и пришел зрячим. Тут соседи и видевшие прежде, что он был слеп, говорили: не тот ли это, который сидел и просил милостыни? Иные говорили: это он, а иные: похож на него. Он же говорил: это я. Тогда спрашивали у него: как открылись у тебя глаза? Он сказал в ответ: Человек, называемый Иисус, сделал брение, помазал глаза мои и сказал мне: пойди на купальню Силоам и умойся. Я пошел, умылся и прозрел. Тогда сказали ему: где Он? Он отвечал: не знаю. Повели сего бывшего слепца к фарисеям. А была суббота, когда Иисус сделал брение и отверз ему очи. Спросили его также и фарисеи, как он прозрел. Он сказал им: брение положил Он на мои глаза, и я умылся, и вижу. Тогда некоторые из фарисеев говорили: не от Бога Этот Человек, потому что не хранит субботы. Другие говорили: как может человек грешный творить такие чудеса? И была между ними распря. Опять говорят слепому: ты что скажешь о Нем, потому что Он отверз тебе очи? Он сказал: это пророк. Тогда Иудеи не поверили, что он был слеп и прозрел, доколе не призвали родителей сего прозревшего и спросили их: это ли сын ваш, о котором вы говорите, что родился слепым? как же он теперь видит? Родители его сказали им в ответ: мы знаем, что это сын наш и что он родился слепым, а как теперь видит, не знаем, или кто отверз ему очи, мы не знаем. Сам в совершенных летах; самого спросите; пусть сам о себе скажет. Так отвечали родители его, потому что боялись Иудеев; ибо Иудеи сговорились уже, чтобы, кто признает Его за Христа, того отлучать от синагоги. Посему-то родители его и сказали: он в совершенных летах; самого спросите. Итак, вторично призвали человека, который был слеп, и сказали ему: воздай славу Богу; мы знаем, что Человек Тот грешник.
Он сказал им в ответ: грешник ли Он, не знаю; одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу.
Снова спросили его: что сделал Он с тобою? как отверз твои очи? Отвечал им: я уже сказал вам, и вы не слушали; что еще хотите слышать? или и вы хотите сделаться Его учениками? Они же укорили его и сказали: ты ученик Его, а мы Моисеевы ученики. Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он. Человек прозревший сказал им в ответ: это и удивительно, что вы не знаете, откуда Он, а Он отверз мне очи. Но мы знаем, что грешников Бог не слушает; но кто чтит Бога и творит волю Его, того слушает. От века не слыхано, чтобы кто отверз очи слепорожденному. Если бы Он не был от Бога, не мог бы творить ничего.
Сказали ему в ответ: во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь? И выгнали его вон.
Иисус, услышав, что выгнали его вон, и найдя его, сказал ему: ты веруешь ли в Сына Божия? Он отвечал и сказал: а кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него? Иисус сказал ему: и видел ты Его, и Он говорит с тобою. Он же сказал: верую, Господи! И поклонился Ему.
Сегодняшнее Евангельское чтение естественно предполагает сопоставление с тем, которое мы слышали две недели назад. Два чуда, два человека, тяжко и давно больных. Один, напомню вам, паралитик, в течение тридцати восьми лет лежал возле купели под названием Вифезда, дожидаясь своего исцеления. Сегодня мы встречаем человека, слепого от рождения. Два человека уходят исцеленными одним и тем же лицом, Господом нашим Иисусом Христом, но при этом ответы и советы, которые они слышат, совершенно различны. Несчастный паралитик, тридцать восемь лет не успевавший оказаться первым в купели, слышит такие слова: «вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Ин, 5:14). Тем самым Господь отчетливо показывает, что причиной его страшного состояния являлся его грех. А вот когда Христа спрашивают о сегодняшнем больном, кто согрешил, он или его родители, то ответ оказывается совершенно иным. Господь прямо отрицает, что причиной слепоты несчастного от рождения, являются родительские грехи. Понятно, что речь не может идти о личной виновности еще не родившегося младенца. А вот вопрос о греховности родителей вполне логичен. Не так ли и мы рассуждаем, когда видим калек, родившихся от пьяниц или наркоманов или когда наблюдаем какие-либо патологические изменения характера или личности у детей внешне благополучных родителей? Мы говорим: «Ну, значит, есть что-то в жизни его родителей, чего мы не знаем». И действительно, ту же тягу к алкоголю можно унаследовать, и многие из нас видели, как это происходит.
Но сегодняшнее Евангелие раз и навсегда уберегает от слишком скорого обобщения. Каждая человеческая личность неповторима, уникально его предстояние пред Богом, путь к вечности и ответ за свою жизнь. Никакая статистика, никакие обобщения не дают права для уверенного окончательного вынесения суждения о причинах того, что с человеком происходит. Впрочем, нас не может не взволновать еще один вопрос, естественно рождающийся в сознании и в сердце в связи с сегодняшним Евангелием: почему Бог допускает, чтобы младенец таким уродом пришел в жизнь? Ведь мы понимаем, что, по крайней мере, христианство учит, что Бог есть любовь, то есть Он любит человека неизмеримо больше, чем можем любить мы. Тем не менее, Бог, любящий человека, порой допускает ему страдания, подобные тем, которые претерпел слепорожденный. Ведь со стороны этого несчастного это не было даже добровольно взятым на себя подвигом. Его нельзя сравнить с мучениками, которые пострадали за веру Христову, или с преподобными, ограничившими свою волю и естественные человеческие потребности и радости супружеской жизни или владения имуществом ради всецелого следования за Христом. В этом смысле, конечно, все христианство в некотором смысле есть стеснение себя ради Христа. Но этот человек ничего такого не выбирал, точно так же, как не выбирали, скажем, первые люди, быть им созданными Творцом или нет. Божия любовь создала первых людей вне зависимости от их собственного желания, и эта же любовь попустила сегодняшнему описанному в Евангелии человеку родиться слепым вне зависимости от того, хотел он этого или не хотел. Почему? И вот здесь мы подходим к очень трудному, но очень важному ответу. Потому что любовь, проявляемая в Божием Промысле – это любовь истинная, которая не ограничена нашими человеческими устремлениями и пожеланиями, которые принято произносить, скажем, на праздниках и юбилеях. Это любовь, для которой все земное может быть принесено в жертву для того, чтобы человек не лишился главного – жизни вечной. И если на неизвестных нам путях Промысла Божия нам попускается быть в чем-то ограниченными, необязательно в физической невозможности видеть мир, но, может быть, лишенными земного счастья в том виде, в каком мы бы его себе хотели, скажем, той меры достатка, которая нам видится чаемой, то примем это не как несчастное сцепление обстоятельств, не как несправедливость этого бездушного мира, но как не всегда нами понимаемую, но верой воспринимаемую волю Божию, желающую нам спасения.
Протоиерей Максим Козлов
Проповедь в неделю 5-ю по Пасхе, о самарянке
Сегодня, дорогие братья и сестры, мы слышали с вами Евангельское повествование о встрече Спасителя с женщиной самарянкой, которое всякий раз читается в четвертое воскресение после праздника Пасхи. В этом году нам естественно будет соотнести это Евангельское чтение с тем событием, которое на сердце и на душе каждого из нас – с воспоминанием победы в Великой Отечественной войне, торжественное празднование юбилея которой прошло во вчерашний день и в целом проходит в эти дни.
Когда Господь наш Иисус Христос говорил с женщиной самарянкой, то Он во время этой беседы имел две стороны свидетельства ей от Бога того, которое потом в веках в Церкви давалось народам и людям. С одной стороны, Господь явил ей неизреченную милость, потому что говорил, во-первых, с женщиной, с которой, конечно, в те времена учитель веры обычно не разговаривал. Во-вторых, с иноверной. Она была при этом обидно иноверной, то есть не из далеких каких-нибудь язычников, которые ничего не знали про истинного Бога, но из близких, по крови фактически родных для иудеев самарян, которые Бога истинного знали, но потом стали заблуждаться в учении о Нем. Это, конечно, всегда болезненнее, чем когда человек вовсе далекий имеет какие-то остаточные представления о Творце. Наконец, Господь говорил с ней вопреки всяческого ожидания, потому что она была, очевидно, человеком очень грешного жизненного пути. Ибо даже по нашему расслабленному в нравственном отношении времени пять мужей – это по отношению к обычной статистике перебор, если не говорить о деятелях эстрадной «культуры» и подобного рода людях. А в то время пять последовательных друг за другом мужей вообще было чем-то чрезвычайным с точки зрения нравственности. Как в каноне Андрея Критского говорится о том, что Исав страдал «женонеистовством», так и о ней можно сказать, что она страдала «муженеистовством», ежели не могла в своем одиноком состоянии или вдовстве припокоиться. И тем не менее, Господь с таким человеком разговаривает, являет Свою милость, утешение, отвечает на ее вопросы. Но одновременно, являя эту милость и любовь вопреки тому, что по-человечески можно было ожидать, Господь являет и свидетельство о ее греховности. Ибо когда она хотела утаить этот факт в отношении своего мужа, Сам Господь свидетельствует о том состоянии, в котором она находилась.
Это соединение милости и жертвенной всепрощающей любви с одной стороны, а с другой стороны – свидетельство о грехе и заблуждении там, где оно есть, было завещано Господом и Церкви Его. На протяжении своего исторического бытия Вселенская Церковь Христова, ее части – Поместные Православные Церкви так и свидетельствовали и народам, которые они окормляли, и отдельным людям. Я хочу сейчас прочитать маленький кусочек одного такого свидетельства, сказанного русским проповедником в тринадцатом веке, и потом мы поймем, как это соотносится с нашим временем. Вот, что говорит епископ Серапион Владимирский в тринадцатом веке, примерно через 50 лет после татаро-монгольского нашествия:
«Подивимся, братия, человеколюбию Бога нашего. Как нас к Себе приближает? Какими словами поучает нас? Какими угрозами нам не грозил? Мы же, мы — никак к Нему не обратимся!
Видев наши прегрешенья умножившимися, видев нас, Его заповеди отвергших, предзнаменований много явив, много страха насылал, много рабами Своими поучал — и ничем не смог нас наставить! Тогда навел на нас народ безжалостный, народ лютый, народ, не щадящий красоты юных, немощи старых, младенчества детей; воздвигли мы на себя ярость Бога нашего, по Давиду: «Быстро распалилась ярость Его на нас». Разрушены Божьи церкви, осквернены сосуды священные, честные кресты и святые книги, затоптаны священные места, святители стали пищей меча, тела преподобных мучеников птицам брошены на съедение, кровь отцов и братьев наших, будто вода в изобилье, насытила землю, сила наших князей и воевод исчезла, воины наши, страха исполнясь, бежали, множество братии и чад наших в плен увели; многие города опустели, поля наши сорной травой поросли, и величие наше унизилось, великолепие наше сгинуло, богатство наше стало добычей врага, труд наш неверным достался в наследство, земля наша попала во власть иноземцам: в позоре мы были живущим окрест земли нашей, в посмеяние — для наших врагов, ибо познали, будто небесный дождь, на себе гнев Господень!»
Мы можем, наверное, если не сказать о том, что это говорилось в тринадцатом веке, приложить эти слова в полной мере к тому, что произошло в начале Великой Отечественной войны. Фактически, это описание говорит о том, что произошло в 1941 – 1942, отчасти в начале 1943 года. И духовные причины, по которым это произошло, о чем бы не рассуждали историки во всех иных смыслах, не могут быть иными в двадцатом веке по сравнению с теми, которые были в веке тринадцатом. Как в тринадцатом веке Господь попустил татаро-монгольское нашествие по причине умножившихся грехов и беззаконий, точно так же в двадцатом столетии Бог попустил ужас Второй Мировой войны, для нашего народа Великой Отечественной войны, по причине умножившихся беззаконий. Если бы не было отпадения огромного количества людей от Церкви, если бы не было того, что уже фактически произошло к тому моменту, о чем можно сказать словами епископа Серапиона Владимирского, что были раскрыты мощи преподобных, убиты святители, уже были тысячи и десятки тысяч новомучеников и исповедников убитых или находившихся в лагерях и тюрьмах, то тогда, можем мы сказать смело, не было бы ужаса Второй Мировой (Великой Отечественной) войны. Вспомним нашу историю в 1930-е годы: уже прошла первая безбожная пятилетка и была объявлена вторая, после которой ни одного храма, ни одного епископа, ни одного священника не должно было остаться легальным образом на территории Советского Союза. Мы помним о том, как власти поддерживали раскольников обновленцев, которыми думали заменить подлинную Церковь Христову, Русскую Православную Церковь. Мы помним о том, как самая память о святости и о святых стиралась и осквернялась, о союзе воинствующих безбожников, о комсомольских «крестинах» и свадьбах, которые должны были заместить Крещение и Венчание. То же самое было и по отношению к погребению усопших. К этому моменту уже миллионы людей выросли вне ограды церковной. И значит, должны сделать мы вывод, не было иного способа у Промысла Божиего без того, чтобы человеческая история перестала быть историей, творимой волей людей (а Господь как Вседержитель не лишал людей этой свободы) спасти Русскую Церковь и тем самым наше Отечество и народ, как провести его через горнило тех страшных испытаний Великой Отечественной войны. Все люди, которые в ней принимали участие, кто помнит об этом, кто писал об этом, знают, как изменилась духовно-нравственная атмосфера при всех ужасах того, что происходило в страшные те годы. И дело даже не в видимом изменении отношения государства к Церкви, хотя это было, конечно, очень важно, что после осени 1943 года храмы стали открываться, Церковь стала вновь относительно легальной, храмы, которые были открыты на оккупированных территориях, по большей части, когда они завоевывались, оставались открытыми, только меньшая часть вновь закрывалась, и в военные и первые послевоенные годы около десяти тысяч храмов и монастырей вновь стали домом молитвы, домом Божиим. Это, конечно, бесконечно важно. Но еще важно и другое. Во время войны все становится на места. Невозможно скрыть трусость труса, невозможно скрыть подлость подлеца, невозможно лишь в силу того, что ты сам объявляешь себя высокопоставленным чиновником или военачальником оказаться выдающимся полководцем, который может выиграть сражение. Невозможно призывать идти в бой, при этом самому оказавшись к этому вовсе непричастным. Это привело к колоссальному изменению духовного состояния всего нашего народа, к приближению его, да, через такое ужасное горе, через миллионы и десятки миллионов утрат, к возвращению к Евангельской правде.
Как верующие во Христа Воскресшего люди мы не можем не свидетельствовать и нашей веры в жизнь вечную, и нашей веры, что жизнь вечная имеет абсолютно превосходящее значение по отношение ко всему земному.
И потому христианин имеет право и долг сказать, что, наверное, неизмеримо больше людей, которые погибли во время войны, спаслись для вечности, чем они могли бы спастись для вечности, если бы этой войны не было. Если бы продолжались те самые безбожные пятилетки и умножение всего того беззакония, которое в 1920-е – 1930-е годы в нашей стране имело место. И это была потому великая победа в истории. Потому что была побеждена античеловеческая, антихристианская, языческая, по сути дела, демоническая идеология, стоявшая за германским национал-социализмом, но это была еще и победа Пасхальная. Не случайно война завершилась в Пасхальные дни. Потому что миллионы тех людей, о которых мы молимся и вспоминаем, не без того, что эта война случилась, получили возможность оказаться причастными к блаженной вечности. В самые первые месяцы, когда война только началась, местоблюститель Патриаршего престола, в последствии Святейший Патриарх Сергий в одном из посланий, которое он издал, предписал священникам совершать заупокойные богослужения (отпевания, панихиды) по всем погибшим воинам, не взирая на то, что о них было известно до того, не взирая на то, ходили они в храм до того или нет, были они сознательно православными христианами или нет, потому что он знал безусловную правду Евангелия о том, что когда человек предстоит пред вечностью и когда он полагает душу свою за други своя, он становится причастником этой блаженной вечности. Ему дается эта главная возможность – возможность вечного спасения. И мы верим, действительно верим, а не просто говорим из каких-то внешних побуждений, что те миллионы воинов, которые положили душу за Отечество, даже если они не были сознательно верующими людьми к тому моменту, обрели в вечности встречу с Единым истинным любящим их Богом, Господом нашим Иисусом Христом. И в этом главный смысл нашего воспоминания.
Поэтому сотни тысяч людей, понимая это головой или не понимая, вчера вышли с портретами своих усопших близких на центральную улицу Москвы. Потому что даже те, кто не был сознательно православными христианами, понимали, что вот это прохождение с фотографией тех, кто когда-то погиб за Отечество – это то, что связывает нас с ними и то, что благо приносит усопшим нашим близким и дает надежду на их благую участь в вечности со Христом.
Давайте мы, дорогие мои, этот юбилей великой победы, 70-летие которой отмечает в эти дни наша страна, обратим прежде всего на то, чтобы с верой молиться о наших усопших, о том, чтобы Господь принял их души в Царствии Небесном и жить так, чтобы подобное никогда не смогло прийти на нашу землю. Чтобы никогда не произошло в ней такого умножения беззакония, из-за которого столь страшная очистительная буря необходимо должна была совершиться. Чтобы наши дети были воспитаны в вере и благочестии и не отступились от Церкви, Бога и исторической нашей Родины, великой России так, как отступилось огромное количество молодых и не только молодых людей в десятые-двадцатые годы минувшего столетия. Чтобы мы сами всегда крепко знали, что без Бога не до порога, что наша Родина может быть сохранена, быть великой, и призвана от Бога быть великой как тысячу лет хранящая Православное христианство только если она будет Православной страной. Никакого соглашательства с разного рода либеральными, искажающими христианское единомыслие и единоверие идеологиями и мировоззрениями не может быть в сердце Православного человека. Или Россия будет Православной, или нет исторического оправдания ее существования. Как самая великая Православная держава на протяжении тысячи лет. Это тоже завет, который мы должны помнить после Второй Мировой (Великой Отечественной) войны. Завет, который должны прежде всего обратить к нашей собственной жизни, к тому, чтобы быть достойными и памяти погибших и той ответственности, которая лежит на каждом Православном христианине.
Протоиерей Максим Козлов